Владимир Александрович Шепель (1917-1944)

Володя Шепель был одним из самых талантливых моих учеников. Жизнь его оборвалась слишком рано, и он не успел проявить в полной мере своего большого дарования. О его исключительности можно судить по высокому уровню мастерства, какого достиг он, не выходя из стен Феодосийской студии. Он смолоду проявил себя, как подлинный художник, разносторонне одаренный.

Н. С. Барсамов. Интерьер галереи Айвазовского

Помимо врожденных качеств - абсолютно точного глаза, твердой и верной руки, он обладал поразительной восприимчивостью и неиссякаемым творческим воображением. С ранних лет он жил искусством. Обладая врожденным даром композиции, он постоянно что-то "сочинял". Этот дар проявлялся у него по всякому поводу - после увиденной картины, прочитанной книги, а чаще всего под воздействием природы.

Он легко воспринимал все, что наблюдал в жизни и видел в произведениях других художников, и быстро создавал свои композиции, правда, не всегда оригинальные, но очень живые.

Н. С. Барсамов. В комнатах

Обычно все ребята, имеющие склонность к рисованию, начинают с копий полюбившихся им картин. Володя тоже копировал, но не стремился к точному повторению того, что уже было создано. Всякую работу, связанную с живописью, он всегда выполнял с максимальной отдачей сил. Для него не было неинтересных заданий. В студии он любовно рисовал гипсы и портреты натурщиков, делал это внимательно и как-то не по возрасту профессионально. С таким же увлечением писал натюрморты и пейзажные этюды.

В Феодосии он жил у бабушки, которая была очень привязана к внуку, заботилась о нем, и мог все время отдавать любимому делу.

Н. С. Барсамов. Портрет С. А, Барсамовой

Поступив в Московское художественное училище им. 1905 года, Володя с большим рвением приступил к работе, но через полгода заскучал. Его мало удовлетворяли классные занятия по искусству, а обязательные общеобразовательные предметы его совершенно не интересовали. Его голова была забита новыми яркими впечатлениями от картин Третьяковской галереи и других музеев столицы.

В конце года в училище была открыта отчетная выставка. На открытие пришел директор Художественного института им. В. И. Сурикова И. Э. Грабарь. Остановившись у работы Володи Шепеля, он сказал:

Н. С. Барсамов. Натюрморт с медным кувшином

- Из этого ученика выйдет художник. Я возьму его в институт.

Окрыленный своим успехом, Володя приехал весной в Феодосию. Лето он усердно работал - писал этюды, сочинял бесконечные композиции. Осенью поехал в Москву с надеждой, что будет принят в институт. Но И. Э. Грабарь, конечно, забыл о своем намерении, а Володя постеснялся пойти к нему и напомнить о себе.

Словом, приехав в Феодосию на зимние каникулы, он пришел в студию и сказал мне, что останется здесь и не вернется в училище. Вообще очень мягкий, уступчивый и покладистый, в этом своем решении Володя был непреклонен и не хотел слушать никаких резонов. Так и остался Володя в Феодосии. Днем работал дома или помогал кому-нибудь в галерее, а вечером - в студии.

Н. С. Барсамов. Затмение солнца в Феодосии

Володя был старше своих товарищей. В Керчи он окончил мореходное училище. Его склонности и характер сформировались под влиянием его дедушки - старого "морского волка", дважды ходившего вокруг света. О чем бы Володя ни говорил, он часто повторял, как припев: "А вот мой дедушка рассказывал..."

В Керчи жили его отец и мать, но о них мы от него ничего не слышали. Рос он под глубоким влиянием дедушки, привившем ему любовь к морю, понимание красоты морской стихии. Это и привело Володю в Феодосийскую студию. Он очень любил искусство великого мариниста и легко воспринял метод работы И. К. Айвазовского.

Н. С. Барсамов. Броненосец 'Потемкин'

Володя очень легко овладевал живописными приемами разных художников. Как-то ему захотелось написать серенький день на морском берегу. Он хорошо написал высокое облачное небо, накат волн на песчаный берег, шхуну с убранными парусами. Все это было написано без малейшего напряжения, методом а-ля-прима, легко и просто. Володя еще не был, конечно, мастером. Многое из того, что он делал, являлось результатом подсознательного невольного заимствования. Обычно, когда он показывал свою последнюю работу и ему кто-нибудь указывал на сходство ее с картиной какого-нибудь мастера, он совершенно искренне говорил: "Честное слово, не знаю, как это получилось, ведь я совершенно не стремился к этому и даже не думал об этом". Он настолько увлекался работой, так отдавался ей, что действительно не замечал, что часто сворачивал на чужую тропку.

Его интересы и склонности были очень разносторонни. Писал он быстро. Как только возникал замысел, он переносил его на холст и в течение одного дня заканчивал картину. Сегодня он приносил картину, изображавшую переход через Сиваш, завтра - марину в духе Айвазовского, послезавтра "Ожидание". Последняя картина изображала жен рыбаков, собравшихся на берегу бурного моря. Она написана Шепелем в 1941 году и как-то особенно запомнилась мне глубиной содержания, искренностью чувства и своеобразием композиции. У нижнего края картины он написал сколоченный из бревен и грубых досок причал. Об него бьются морские волны. На фоне бурного моря - крупные фигуры женщин в тревожных позах, смотрящих в морскую даль. Мрачной взволнованности содержания отвечала монохромная черно-серая красочная гамма, в какой картина была написана. Лишь кое-где художник высветил белилами пену на гребнях волн да блики на мокрых досках. Написана картина широко, свободно, мастерски, в духе лучших вещей феодосийского художника М. П. Латри.

Н. С. Барсамов. Натюрморт с иранским кувшином

Володя не дорожил своими работами и, несмотря на то, что писал много, сохранилось очень мало его картин и этюдов. Иногда он писал и натюрморты. Особенно удался ему маленький натюрморт - два желтых яблочка на фоне чернолаковой китайской коробочки. Он тонко почувствовал прелесть плотной эмалевой живописи китайского народного мастера, и это отразилось на его работе. В кладке красочного слоя этого миниатюрного натюрморта, обобщенной цветовой гамме он достиг цветового и фактурного единства, редко встречающегося в работах не только начинающих художников, но и зрелых мастеров.

Сохранился и другой натюрморт "Шкатулка". На нем Володя написал краешек туалетного столика, открытую шкатулку наборного дерева, тонкие кружева, свисающие из нее, и хрустальный флакон с розовой жидкостью. Эта вещь написана в совершенно ином плане. Она построена на сочетании коричневого, розового и белого тонов. Деликатная кладка красочного слоя, интимный строй композиции придают этому незамысловатому натюрморту черты сходства с работами молодых художников венециановского круга и близость с натюрмортом на фоне интерьера, отраженного в зеркале, написанном Г. В. Сорокой (находится в Русском музее).

Н. С. Барсамов. Портрет Фоки Яни

Едва ли Шепель видел эту картину, но он не раз слышал в моей мастерской о живописи В. Г. Венецианова. Не случайно он сделал прекрасную копию с маленькой его работы - головки крестьянской девушки в голубом сарафане, бывшей на экспозиции передвижной выставки Третьяковской галереи в Феодосии в 1940 году.

Черты сходства с работами других художников у Шепеля не имели преднамеренного характера. Он был молод (ему было около двадцати лет), был захвачен впечатлениями от произведений искусства, они жили в его воображении и своеобразно претворялись в его живописи. Творческое воображение его питалось рассказами дедушки-моряка, картинами, какие приходилось видеть, и прочитанными книгами. А главное было в том, что Володя Шепель родился художником. Он был наделен не только повышенной впечатлительностью, но и даром легкого воплощения. Быстрота и легкость, с какой он писал картины, счастливо сочетались у него с глубоким увлечением самим процессом работы. Он полностью отдавался работе и забывал обо всем, что окружало его. Он был жертвенно предан искусству. Его никогда не соблазняла возможность заработать своим творчеством, хотя подчас ходил он в рваных ботинках, еле державшихся на ногах, и форменной, давно потерявшей свой синий цвет курточке, видимо дорогой ему своими медными пуговицами с якорями. И не то чтобы он бравировал небрежностью своего наряда, что иногда бывает у ребят его возраста, он просто его не замечал.

Н. С. Барсамов. Медсестра

Как-то ко мне обратился известный в Феодосии врач с просьбой сделать рисунок на паспарту для фотографии умершей родственницы. Я поручил это Володе. Через день он принес выполненный в романтическом духе рисунок, на котором изобразил погребальную урну, увитую ниспадающей траурной тканью, стоящую на усеченной колонне. Все это было хорошо скомпоновано с овальным вырезом для фотографии. Он и к этой работе отнесся со всей искренностью и увлеченностью, какая ему была свойственна. Нам всем рисунок очень понравился и не только филигранной тонкостью выполнения: Володя сообщил ему черты подлинной элегичности.

Я послал Володю с рисунком к заказчику. Вскоре он вернулся.

- Ну, как?

- Передал.

- Понравился рисунок?

- Понравился.

- Ну и что?

- Да ничего, - смеясь сказал Володя.

То ли заказчик не сумел достойно оценить прекрасную работу и она не удовлетворила его, то ли внешность художника ему не импонировала, во всяком случае из моей затеи ничего не вышло: Володя не получил никакого гонорара и продолжал ходить в своей тужурке неопределенного цвета, блистая якорями.

Н. С. Барсамов. Возвращение

Володя пришел в искусство в пору, когда художники в Крыму только начали группироваться вокруг отделения Союза художников, организованного в 1935 году. Первая выставка картин крымских художников была открыта в 1936 году. Володя и не помышлял об участии на ней. Да и я как-то не торопил его. Казалось, у него все еще впереди.

Володя был красивым парнем: смуглый, с черными живыми глазами, мягкой, добродушной улыбкой. Он обладал трогательными качествами - простодушием и бесхитростностью и располагал к себе всех, с кем общался. Несмотря на яркую одаренность и возможность уже в том возрасте пользоваться в Феодосии популярностью, он оставался незаметным, вполне довольствуясь возможностью заниматься любимым делом. Неожиданно к нему подкрался тяжелый недуг - туберкулез локтевой кости правой руки. Поскольку это первоначально не мешало ему работать, мы и не знали о его болезни. Обнаружилось это в начале войны, когда Володя пошел в военкомат. Во время медицинского осмотра врач попросил его поднять вверх одновременно обе руки. Левую руку он поднял свободно, а правую "дотянул" только до плеча. Вернулся Володя из военкомата смущенным. "Не берут. Не годен", - сказал он с виноватой улыбкой. Он остался у нас и стал самым лучшим и преданным нашим помощником в тяжелые предэвакуационные месяцы.

Н. С. Барсамов. Домик, где родился И. К. Айвазовский

Несколько позднее Володя сделался душой небольшой группы студийцев, писавших антифашистские плакаты для агитфургонов, приезжавших с фронта. И здесь он проявил себя как завершенный мастер, будто всю жизнь писал плакаты.

Помню первый плакат, появившийся в Феодосии в годы войны. Володя написал его по маленькому газетному рисуночку. Это был бессмертный подвиг Гастелло. Плакат был укреплен в центре города, на стене б. Первомайской школы и привлекал внимание своим содержанием и мастерским исполнением.

Н. С. Барсамов. Десерт

Последние предэвакуационные месяцы Володя жил в моей мастерской. Он всегда был занят: помогал упаковывать картины, писал плакаты, ночью по тревоге бежал вместе с нами в галерею. Мы, конечно, могли бы взять Володю с собой в эвакуацию и не сомневались, что он охотно поехал бы. Но уж очень тяжелы и неопределенны были перспективы нашего пути, поэтому мы не решились оторвать больного юношу от семьи, от родного дома. Когда же трудности эвакуации были позади, и мы обосновались в Ереване, то не раз пожалели об этой своей нерешительности.

В декабре 1941 года в Феодосии высадился десант, и до нас дошли первые вести о том, что натворили фашисты в нашем городе. Мы тотчас же послали Володе вызов и деньги на дорогу. Все это дошло. Мы получили от него извещение об этом. Володя собрался выехать на Кавказ и добрался до Керчи. Но тут он попал в сутолоку войск и спасающихся от фашистского "нового порядка" людей. Стало ясно, что ему не добраться до Тамани. И он застрял в Крыму.

Н. С. Барсамов. Редиска

Условия жизни в оккупированной Феодосии были очень трудными. Володя жил на случайные грошевые заработки от продажи своих работ. Он вообще никогда не дорожил ими, а тут отдавал лучшие картины буквально за буханку хлеба. Все, что сделал он в годы оккупации, разошлось по рукам. От этого времени сохранились лишь несколько этюдов да эскизы к композициям. В них Володя по-прежнему оставался таким же фантазером. То пишет эскизы в духе брюлловского "Бахчисарайского фонтана", то непонятные по сюжету композиции, в которые целиком включены фигуры из микеланджеловского надгробия Медичи. Один из этих эскизов написан с поражающим блеском, широко и колоритно, в лучших традициях ху- дожников-романтиков. То пишет он эскизы на сюжеты античной мифологии, то волнует его история Востока и он создает "Пир Сарданапала".

Среди работ Шепеля, поступивших в галерею, оказался миниатюрный, вырезанный на кости портрет девушки с прической XVIII века. Работа выполнена с таким мастерством, будто Володя всю жизнь занимался резьбой по кости. (Передала его в галерею коренная жительница Феодосии Н. Куговая, которую мы знали с детства.)

Н. С. Барсамов. Корзина с виноградом

Одновременно Володя не переставал писать пейзажи с натуры. Сохранились этюды, написанные у древних крепостных стен в районе Карантина и в Судаке.

Развалины крепости генуэзской Кафы привлекали Володю не только своей живописностью. Воображением он переносился в далекое прошлое. Особенно волновали его картины невольничьих рынков. Работая над эскизами к картине "Невольничий рынок", Володя увидел возможность откликнуться своим искусством на события окружающей жизни.

Н. С. Барсамов. У братской могилы

Он увидел прямую аналогию между тем, что творилось в Крыму в средневековье, когда через Феодосию угонялись на чужбину толпы невольников, и тем, что вершили на его родине фашистские варвары, насильно увозя в Неметчину молодых ребят и девушек, среди которых оказались и его студийские товарищи. Фашистский "новый порядок" повторял средневековое варварство. Володя был поглощен поисками композиции для картины "Невольничий рынок в Кафе". Эскизов к ней он написал много, стремясь создать ясные живописные образы, зовущие к борьбе с иноземными захватчиками. Труд завершился тем, что Шепель написал прекрасную вещь, которой мы дали название "О доблести, о подвигах, о славе".

Эта картина сохранилась, вероятно, только потому, что она написана на громоздком музейном экспозиционном щите, и ее нельзя было унести из музея.

В. А. Шепель

К тому времени обострился процесс болезни. Володя чувствовал, что не сможет написать такую большую вещь больной рукой. Он стал тренировать левую и быстро преодолел возникшие затруднения. На полотне нет никаких признаков, что оно написано художником, впервые взявшим кисть в левую руку.

К работе над картиной "О доблести, о подвигах, о славе" Шепель приступил, подготовив законченный эскиз (он хранится у сестры В. А. Шепеля Н. А. Антонюк). Долго сохранялся единственный натурный рисунок карандашом для фигуры обнаженного мальчика (на переднем плане справа), который Володя сделал на оштукатуренной стене, сделал одним росчерком, мастерски, как делали в старину в академии.

Н. С. Барсамов. Никто не забыт и ничто не забыто

Несмотря на то, что картина эта очень внушительных размеров, и фигуры переднего плана написаны на ней в натуральную величину, она производит впечатление созданной сразу, без долгих размышлений и поисков. Будто художник увидел ее в творческом воображении целиком, полностью законченной. Он стремился в образах ясных и доходчивых создать произведение, близкое современности, пробуждающее чувство любви к Родине, зовущее к борьбе с врагами. И это ему удалось блестяще.

У Володи не было, конечно, ни холста нужного размера, ни подрамника, ни красок, почти все его работы военных лет написаны на проклеенной бумаге. Холст и подрамник заменил ему большой фанерный щит, хорошо загрунтованный нейтральным серым тоном, а вместо дефицитных живописных белил он писал малярными белилами, смешанными с мусором и пенками (видимо, поскребышами из бочки). Такая замена ничуть не смутила Володю, неудобств он по обыкновению не замечал, ему надо было сейчас же реализовать свой замысел.

Н. С. Барсамов. Интерьер

...Под старым дубом сидит слепой бандурист. Его плотным кольцом окружили древнерусские витязи в шлемах и воинских доспехах, среди них, поникнув, стоят девушки в сарафанах. К ним подошли крестьяне и горожане. Здесь же приютились дети. Всех их привлекли былины. О доблести и мужестве русского народа, всегда находившего в себе силы разбить и прогнать иноземных захватчиков, поет бандурист. Картина глубоко традиционна и связана с русской классикой, а по идее созвучна советской живописи военных лет. Она зовет к единению, стойкому противоборству врагу и мужеству во славу Родины.

В картине четко отражены основные черты дарования Шепеля. Она написана легко, без каких-либо переделок в процессе работы, хотя композиция ее. очень сложна: она включает шестнадцать человеческих фигур в натуральную величину.

В. А. Шепель. О доблести, о мужестве, о славе

Все это очень свободно скомпоновано и выполнено на высоком профессиональном уровне. Картина написана в мягкой сероватой красочной гамме. Конечно, и в ней есть известная незавершенность, свойственная вообще произведениям Шепеля. Но, несмотря на это, вызывает удивление, что молодой самодеятельный художник мог не только ясно и четко, живописными средствами выразить свою мысль, но сделать это мастерски.

На этом завершилось творчество Шепеля. Весной 1943 года он ушел в партизанский отряд. Командир Восточного соединения крымских партизан Павел Емельянович Колодяжный рассказал мне, что помнит Володю. Он оказал партизанам большую помощь, изготовляя документы и пропуска, чтобы проникнуть в город, занятый немцами. Рассказал он и о том, что Володя вырезал из дерева небольшую фигуру погибшего партизана и установил ее в дупле дерева, под которым был похоронен товарищ. Павел Емельянович посылал Володю в качестве связного в соседний партизанский отряд, и он хорошо выполнял все задания.

П. К. Столяренко. В море

Бывшая сотрудница галереи А. В. Павлова во время оккупации жила со своей матерью в Коктебеле. Как-то, проходя по окраине поселка, она увидела телегу и неожиданно узнала в кознице Володю Шепеля. Она растерялась, потом обменялась с Володей несколькими фразами и пригласила его в свой дом отдохнуть и поесть.

- Благодарю вас, Александра Васильевна, я сыт. Да у нас в лесу сейчас котлы кипят, кухня работает. Благодарю вас... - И он поехал по дороге в лес.

К сожалению, это все, что мы знаем о пребывании Володи Шепеля в партизанском отряде. Едва ли он до ухода в лес держал в руках винтовку и мог быть ловким бойцом. Е. П. Колодяжный увидел это и правильно оценил, чем может быть полезен в партизанском деле Шепель. Вероятно, Володя погиб при исполнении очередного задания командира, так как в архивных материалах имеется указание на то, что с 16 января 1944 года он значился без вести пропавшим.

Так незаметно как жил, так и ушел из жизни, без вести пропал один из самых талантливых моих учеников. Словно о Володе Шепеле написал любимый его поэт Сергей Есенин строки, полные недоуменной грусти:

 Жизнь моя, иль ты приснилась мне? 
 Словно я весенней гулкой ранью
 Проскакал на розовом коне...