Н. В. Гоголь - глубокий ценитель и знаток живописи

В 40-х годах в Риме душой небольшого кружка русских академических пенсионеров был Н. В. Гоголь - глубокий ценитель и знаток живописи, заинтересованный в развитии русского искусства. Ближе всех он сошелся с А. А. Ивановым и И. К. Айвазовским. Как-то в разговоре Гоголь сказал: "...если бы я был художником, я бы изобразил особого рода пейзаж. Какие деревья и ландшафты теперь пишут. Все ясно, все разобрано, прочтено мастером, и зритель по складам за ним идет... Я бы сцепил дерево с деревом, перепутал ветви, выбросил свет, где никто не ожидает его, вот какие пейзажи надо писать"^*. Эта мысль Гоголя упала на благодатную почву. Айвазовский мечтал именно о такой живописи, он был подготовлен к ней смолоду. В его творчестве мы постоянно встречаемся с изображением моментов неожиданных, поражающих, эффектов ярких, положений неправдоподобных.

^* (См.: В. Вересаев, Гоголь в жизни, "Academia", 1933, стр. 261-262.)

А разве правдоподобны слова Гоголя, когда он утверждает, что "редкая птица долетит до середины Днепра...". Это была одна из тех гипербол, к которым мы привыкли со школьной скамьи в произведениях Гоголя, которые поднимают его поэтические образы до небывалой высоты и сообщают им необыкновенную выразительность и яркость. Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь сомневался в реальности описания Днепра у Гоголя, и, наоборот, есть ли такой, кого бы не потрясла необыкновенная выразительность и легкая запоминаемость красот природы, описанных им. Мы верим искренности Гоголя. Когда перед его мысленным взором возник образ любимого им Днепра, он, стремясь как можно правдивее, образнее передать нам восторг, охвативший его, взял самые яркие краски словесной палитры и с душевным трепетом и волнением стал писать широкой кистью то, что было ему близко, дорого, любимо им.

Так же писал и Айвазовский. Оба они пережили радость творчества, их вымысел отвечал их повышенной чувствительности, и воплотить его в обыденные, будничные формы, передать восторг простыми словами и красками они не могли. Айвазовский очень определенно записал об этом в автобиографии: "...грустно видеть, когда художник идеальную красоту облекает в прозаическую форму..."

Живописец не мыслил творчество без домысла, фантазии, поэтического воображения, которому он больше доверял и которое больше вдохновляло его, чем непосредственное восприятие натуры. Зрительная память сохраняла на долгое время самое главное, существенное, очищенное от случайных, ненужных деталей представление о поразивших художника впечатлениях, и он смело переносил их на полотно. Этим, надо думать, и объясняется удивительная обобщенность живописных образов Айвазовского. А дар обобщенного видения был у него врожденным. Очень любопытно он писал об этом еще в академические годы, когда хотел оправдать своеобразие живописи одной из своих картин: "Если [зритель] станет перед картиной "Лунная ночь", и обратит внимание на луну, и постепенно, придерживаясь интересной точки картины, взглянет на прочие части картины, и, сверх этого, не забывая, что это ночь, которая нас лишает рефлексий, то подобный зритель найдет, что эта картина более окончена, нежели, как следует..."^*.

^* (Письмо Айвазовского В. И. Григоровичу. Отдел рукописей Государственной Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, Ф. П. Л. Векселя, № 57.)

Прошло почти сто двадцать пять лет с тех пор, как писались эти строки, а обобщенное видение, органически входившее в искусство Айвазовского, которым он владел в совершенстве и которое свободно применял в своем творчестве, до сих пор является предметом поиска современных художников.

Это отмечали и современники Айвазовского. Так, в 1842 году автор критической статьи о выставке в Академии художеств писал: "Все внимание свое сосредоточивает он [Айвазовский] на каком-нибудь преобладающем эффекте, все остальное занимает у него уже второстепенное место. От этого его картины и должны производить сильное впечатление на зрителя"^*.

^* ("Отечественные записки, т. 25, отд. 11, 1842, стр. 25.)

Возьмем, к примеру, большую картину Айвазовского "Буря на Северном море" (1865, Галерея Айвазовского, Феодосия). Айвазовский задался целью показать кораблекрушение ночью в открытом море. Он взял большой холст (2,69×1,95). В верхней части изобразил разорванные ураганным ветром тучи. Сквозь них проглянула полная луна и своим светом озарила бушующие волны, гибнущий вдали корабль и группу обессилевших людей на обломках мачт, едва держащихся на волнах.

Буря на Северном море. 1865. Феодосийская картинная галерея им. И. К. Айвазовского

Очень детально и тонко пишет Айвазовский луну и мягкий ее свет, которым озарены края ближайших к ней туч. Вся остальная часть неба тонет в ночном мраке. У горизонта небо слито с морем. На нем виден силуэт тонущего корабля с разорванными парусами и спутанными снастями.

Даль картины озарена фосфорическим лунным светом, в котором едва различимы волны. Ближе, на переднем плане, намечены две громадные волны, между которыми легла "лунная дорожка". Основное внимание Айвазовский сосредоточил на изображении луны и лунного блеска на волнах.

С тонким чувством и большим мастерством он первоначально изобразил ту часть картины, которая представляла ее зрительный центр и в первую очередь привлекала внимание. Потом широкой кистью едва наметил основные массы волн, бросив на них свободными, точными ударами кисти искрящиеся блики лунного света. Остальные части картины тонут в полном мраке. Сквозь него видны детали: группа людей на плоту, развевающиеся на реях обрывки снастей гибнущего корабля.

Эта большая картина создана за очень короткое время - четыре-пять дней. Она написана с тем подъемом, с каким созданы лучшие произведения Айвазовского. Он стремился передать ощущение страшной бури на море, порывы штормового ветра, удары огромных волн и добился всего этого самыми ограниченными, скупыми изобразительными средствами, сумев выбрать необходимые формы и краски.

Он писал бурю, разыгравшуюся на море ночью, не задерживаясь на изображении деталей. В картине есть люди, борющиеся со стихией, есть артистически написанный корабль и спутанные ветром оборванные канаты оснастки, но все это изображено с целью усилить впечатление натиска бури. В картине нет ни одной детали, которая не была бы подчинена главному замыслу художника.

И удивительно, картину "Буря на Северном море" смотрят сотни тысяч людей, она очень нравится, производит большое впечатление, и никто ни разу не сказал, что картина "не закончена", хотя на ней, кроме ощущения натиска волн, лунного света и рева ветра, нет почти ничего. Весь холст едва протерт краской и при ближайшем рассмотрении создает впечатление подмалевка. Стала бы картина "Буря на Северном море" лучше, выразительнее, если бы Айвазовский всю поверхность этого холста довел до того общепринятого уровня "законченности" живописи, какого он мог достичь без всякого напряжения? Едва ли.

Айвазовский добился того, к чему стремился, и сумел вовремя остановиться. Процесс работы над этой картиной проходил в повышенном темпе, так что кисть должна была "свистеть" у него в руке. Он остро чувствовал то, что хотел изобразить, в процессе творчества ясно видел свою картину уже завершенной, прекрасно знал, каким смешением красок, каким движением кисти извлечь нужный эффект, и с неподражаемой смелостью и легкостью шел к намеченной цели, сохраняя остроту и ясность чувств и ощущений. Единственной его заботой было стремление как можно скорее воплотить в живописные формы тот образ, который отчетливо и ясно стоял в его воображении, и он спешил писать, пока его внутреннее видение не померкло.

К Айвазовскому, больше чем к какому-либо другому художнику, подходит меткое замечание большого французского мастера Курбе, сказанное по поводу творческого состояния художника в процессе работы над картиной. Его спросили, о чем он думает, когда пишет свои пейзажи, Курбе ответил: "...в это время я не думаю, я волнуюсь".

Впрочем, не всегда творческий процесс Айвазовского протекал в том темпе, в каком создана картина "Буря на Северном море". За год до этого полотна он написал прекрасную картину "Море" (1864), одну из лучших в Феодосийской картинной галерее. На ней изображена бурная ночь. Недавно прошла гроза. В просвете туч выглянула луна и озарила море и дальний скалистый берег. Волны в стремительном беге разбиваются о камни. Алмазной россыпью легли лунные блики на кружево пены. Два путника присели на берегу и как зачарованные следят за движением волн, огоньком дальнего костра, мерцающим среди скал, и шхуной, укрывшейся в бухте от непогоды.

Эта картина настолько совершенна по мастерству, что при ее описании нельзя не упомянуть о процессе ее создания и о живописных приемах, которыми она выполнена.

Тончайшим красочным слоем, едва прикрывающим белый грунт холста, с большим мастерством проложены глубокая лазурь неба и мчащиеся по нему рассеянные послегрозовые тучи. Они выполнены широко и свободно чуть измененным в цвете и тоне красочным слоем и настолько вписаны в небесную лазурь, что в тенях как бы растворяются в ней. Луна ярко осветила края ближайших к ней облаков. Чтобы придать луне свойственный ей блеск и яркость, Айвазовский написал ее плотным красочным слоем. Чтобы изобразить ореол лунного света, он круглой кистью вторцевал вокруг нее мельчайшие брызги светлой краски, такой же, какой написана сама луна.

Этот простой живописный прием в руках Айвазовского придал разнообразие красочному слою в живописи неба, что сообщило жизненность изображению. Небо занимает большое место и детализировано настолько, что задерживает наше внимание и является одним из основных элементов картины. Иначе написаны скалистые горы, на которые почти не падает лунный свет. Они изображены темными обобщенными массами, более густым тоном, чем небо. Скупая детализация форм все же позволяет различить крутые срывы скал, расщелины в горах и каменную россыпь у подножия их, на кромке прибоя. Море в той части, куда не проникает лунный свет, также написано очень широко. Лишь легкие удары кисти, намечающие формы волн, разнообразят живописную поверхность. Зато у берега, где разбиваются и кипят волны прибоя, Айвазовский во всем блеске проявляет свое мастерство. Пронизанные лунным светом, волны приобретают фосфоресцирующий оттенок и прозрачность; разбиваясь о прибрежные скалы, они быстрым потоком сбегают с камней.

Айвазовский владел многими найденными в процессе творчества живописными приемами, необходимыми для изображения всего разнообразия текущей массы морской волны, то разбивающейся о скалы, то спадающей с камней, то широким крылом ложащейся по прибрежному галечнику.

Художник предварительно сочной, энергичной кистью пастозно пролепил формы скал на берегу и гальку у их подножия. Позднее по просохшему подмалевку полупрозрачным слоем краски, не закрывая первоначальных прокладок, он написал сбегающие потоки воды и детализировал формы скал.

Камни и галька на берегу сначала прописываются так же, как скалы. При этой предварительной работе определилась их форма и наметилась кромка прибоя, за которой живопись теряет рельефность; красочный слой становится ровным и гладким. Поверх такого подмалевка следуют тонкие прописки, которыми уточняется рельеф берега и наносится едва уловимый след сбегающей волны.

Работа над картиной завершилась изображением лунного блеска на искрящейся поверхности волн. Этот этап, наиболее ответственный и трудный, протекал у Айвазовского быстро и уверенно. Бликами света на волнах он окончательно определил их форму и движение и сообщил всей живописи то неповторимое сияние и трепет, которые придали картине особое очарование. При завершающем процессе работы над этой картиной Айвазовский применил весь свой огромный опыт и знания.

В картине "Море" искусство Айвазовского достигло полного расцвета и блеска. Помимо высокого мастерства выполнения Айвазовскому удалось передать сложное, трудноуловимое состояние природы.

Море. 1864. Феодосийская картинная галерея им. И. К. Айвазовского

Прошедшая гроза взволновала море. Оно в яростном кипении. По небу мчатся страшные косматые тучи. Но вся природа, озаренная лунным светом, полна послегрозовой свежести и тонкой прозрачности. Наступившее просветление природы вносит струю умиротворенности и в бешеный рев прибоя и в бегущие по небу "последние тучи рассеянной бури".

В картине отражено душевное состояние художника. Обычно очень быстрый в работе, Айвазовский писал эту картину медленно. Он наслаждался процессом работы. Кладя мазок к мазку, он ощущал, как гибка и послушна его кисть, как легко она передает малейшие душевные движения. Художник испытывал глубокое удовлетворение своим трудом и как будто не спешил положить последние мазки на полотно.

За долгие годы своей неутомимой деятельности Айвазовский накопил немалый опыт.

Он познал, как писать, каким приемом передавать движение волны, ее прозрачность, как изобразить легкую разбегающуюся сеть спадающей пены на изгибах волн.

Художник умел передать раскат волны на песчаном берегу, чтобы зритель увидел прибрежный песок, просвечивающий сквозь пенистую воду. Он знал множество приемов для изображения волн, разбивающихся о прибрежные скалы.

Наконец, он глубоко постиг различные состояния воздушной среды, движение облаков и туч. Все это помогло художнику блестяще воплощать свои живописные замыслы и создавать яркие, артистически выполненные произведения.