Большое сердце

Весь дом погрузился в послеобеденный сон. Этого часа еле дождались Котик и Нике. Сегодня они решили в первый раз исследовать еще одно таинственное место в доме деда - чердак. Вчера, съезжая по перилам верхнего марша лестницы, они увидели, что в стене под самым потолком торчит гвоздь и на нем висит ключ. "Это ключ от чердака",- сразу догадался Никс.

И вот они дождались, когда в доме настала тишина, и выскользнули из своей комнаты. Никс отпирал замок дрожащими руками, а Котик в это время замирал от страха и нетерпения. Осторожно сняв щеколду, мальчики приоткрыли дверь и проникли в полутемное помещение. Всюду по углам - холсты, рулоны, рамы, старая мебель, а посредине, куда падает свет из слухового окна, разостлан старый ковер, на котором стоит ломберный столик с придвинутым к нему низким креслом.

- Совсем крепкое, как новое,- проверяет Никс, садясь в кресло,- и стол прочный, не шатается...

- Здесь кто-то бывает,- шепчет Котик,- может, разбойник Алим... Он приходит сюда тайком и за столом считает награбленные деньги... А потом прячет тут свои сокровища...

- Давай искать!..- задыхается от волнения Никс.

Мальчики отодвигают старые плетеные стулья, поломанное кресло-качалку и вдруг видят - у стены стоит сундук с яркой крышкой, без замка. С минуту братья глядят друг на друга не шевелясь.

- Тут сокровища Алима! Попробуем приподнять крышку, Никс!..

Но, как ни тужатся Никс и Котик, открыть сундук им не удается.

- Как же так? Замка нет, а невозможно открыть. Давай осмотрим его со всех сторон,- предлагает Котик.

- Вот сбоку замочная скважина... Это сундук с внутренним замком... Но где же ключ?..

Мальчики обшаривают все кругом, но ключа не находят. Они садятся на сундук и думают. Первый заговорил Котик:

- Он обязательно придет сюда.

- Кто?

- Алим.

- Ну и что?

- А давай будем сюда приходить каждый день. Спрячемся и выследим его.

Мальчики наваливают на сундук старую мебель, все приобретает прежний вид. В углу, где свалены рамы и холсты, они устраивают себе укрытие.

- Ох, какие мы пыльные,- говорит Котик,- что мы скажем, когда нас спросят, где мы выпачкались?

- А давай, когда уйдем отсюда, залезем на крышу сарая…

Так у младших внуков Айвазовского появилась тайна. Каждый день они забирались на чердак в свое укрытие и ждали. Через неделю Никс заявил:

- Никто сюда не придет. Давай лучше спросим маму или дедушку, что это за сундук.

- Нет, нет! - возразил Котик.- Нельзя спрашивать. Нас накажут и больше не пустят сюда. Ты мне верь, он обязательно придет...

Котик оказался прав. Однажды, сидя в укрытии, они услышали, как кто-то вошел на чердак...

Мальчики сразу приникли к глазкам, вырезанным ими в холстах. На чердаке находился человек с длинными седыми волосами. Он сидел спиной к ним в кресле и отдыхал. Наконец, человек поднялся и направился к углу, где стоял сундук. Щелкнул замок, старик нагнулся над открытым сундуком, долго рылся в нем. Потом выпрямился. В руках у него были книги большого формата в красивых переплетах. Он положил их на стол, сел в кресло и стал листать книгу за книгой. Мальчикам теперь было хорошо видно его морщинистое лицо с длинной седой бородой, руки и красочные иллюстрации в книгах. Пальцы его при прикосновении к страницам дрожали. Несколько раз старик начинал читать вслух. Мальчики поняли, что он читает стихи, но на незнакомом им языке, только некоторые слова отдаленно напоминали русские. Старик пробыл на чердаке долго. У Никса и Котика от неудобного положения затекли руки и ноги, но они не смели повернуться. Но вот старик встал, запер книги в сундук, привел все в прежний вид, постоял в задумчивости несколько минут и тихо вышел... Когда его шаги затихли, мальчики, не обменявшись ни единым словом, помчались вниз в комнату матери. Они были так взволнованы, что не сразу заметили, что у матери сидит Анна Никитична.

- Мама! - закричал не своим голосом Котик.- У нас на чердаке волшебник!..

- Колдун, чернокнижник!.. Его надо поймать!.. - вторил ему Нике.

Жанна Ивановна и Анна Никитична схватили мальчиков, заняли им рты и испуганно шепотом стали уговаривать:

- Тише, тише... Только чтобы дедушка не услышал!.. Запомните, никому об этом старике и о том, что он приходит читать на наш чердак, говорить нельзя... И он вовсе не колдун, он очень хороший, только несчастный...

Женщинам с трудом удалось успокоить мальчиков.

Феодосийцы любовались Айвазовским, когда он совершал ежедневно свой обход - не прогулку, а именно обход города. Заложив руки за спину и слегка подавшись вперед, всегда строго одетый, с пышными седыми бакенбардами и чисто выбритым подбородком, Иван Константинович ходил по улицам Феодосии, взыскательно оглядывая все: и давно построенные дома с их портиками и колоннами, и недавно начатые строения, и людей, почтительно приветствовавших его... Так было и сегодня, но нынче следом за ним на некотором расстоянии двигался экипаж. Айвазовский сегодня был не так внимателен и даже, проходя мимо порта, не остановился полюбоваться на свое детище. Иван Константинович был задумчив и слегка взволнован.

На Арабатской улице Айвазовский сел в экипаж и велел кучеру ехать на Карантин. Экипаж проехал весь город, миновал Генуэзскую слободку и остановился невдалеке от домика, стоявшего отдельно от других у самой черты города. Айвазовский вышел из экипажа и не сразу пошел к одинокому жилищу. Иван Константинович некоторое время стоял, оглядываясь вокруг. "Да, теплая Сибирь...- невольно подумал он. - А пан Юзеф томится здесь уже более четверти века..." Иван Константинович вздохнул и направился к невысокому крыльцу. Но его уже увидели из окна, дверь распахнулась, и ему навстречу вышел высокий старик.

- Ну зачем же вы встали, пан Юзеф, зачем? - укоризненно-ласково говорит Айвазовский.- И как это Янко не доглядел...

- Так вы хотите,- негодует старик,- чтобы честь встретить вас выпала ему, а не мне?!

- Ну-ну, пан Юзеф, когда человеку нездоровится, то можно нарушить этикет...

- Нет, Иван Константинович, без этикета никак нельзя. Без него ни жить, ни умирать негоже... Это хорошо понимали прежние художники-баталисты. Как красиво лежат у них павшие воины на поле брани. Хотя в действительности это вовсе не так...

Старик еще долго продолжал бы свою речь, но у него началось удушье, и Айвазовский, взяв его под руку, бережно повел в дом. В большой горнице с низким потолком висели портреты Костюшко, Мицкевича, Словацкого, Шопена, портреты красивых дам с гордой осанкой. Пол был устлан ярким ковром, вдоль стен тянулись книжные полки, в углу у окна стоял письменный стол, заваленный фолиантами и рукописями.

Пан Юзеф нехотя усаживается в покойное вольтеровское кресло. Из груди его вырывается свистящее дыхание. Несколько раз он порывается возобновить разговор, но Айвазовский делает знак, чтобы он молчал. Художник разглядывает строгую, но вместе с тем кокетливую келью старого польского повстанца и вспоминает, как много лет назад к нему из Галиции приехал дядя, брат отца. С тех пор как его отец еще в юности разошелся со своими братьями из-за каких-то имущественных споров, родственники не поддерживали никаких связей. Уже после смерти отца он однажды получил письмо от дяди. Тот выражал восхищение его талантом, тем, что он прославил их род. На этом отношения снова оборвались. И вдруг после польского восстания 1863 года дядя появился у него и заклинал спасти их дальнего родственника, замешанного в мятеже, которому грозит ссылка в Сибирь. И хотя Айвазовский не сочувствовал антирусскому движению польской шляхты, он дал себя уговорить... Хлопоты в Петербурге увенчались успехом, и Юзефу Красовскому было разрешено поселиться в Феодосии, правда, под полицейским надзором...

Пока Айвазовский был погружен в воспоминания, старик отдышался.

- Извините, Иван Константинович, что из-за меня вы теряете дорогое для вас время,- старик отвел протестующий жест Айвазовского,- да, да, это так... Но я стал плох и должен сделать некоторые распоряжения. Поэтому я послал за вами. Несколько дней назад я окончил свои записки о. польском движении и запер последние страницы в сундуке... Записки мои имеют важное значение. Я показал в них, как пагубно влияло на наше дело польское католическое духовенство...

- Пан Юзеф! - воскликнул Айвазовский и от неожиданности даже встал. - Что же вы так долго таились от меня и скрывали перемену в своих мыслях? Только разница взглядов на роль католицизма как-то отдаляла нас друг от друга все эти годы...

- Кто знает, Иван Константинович, возможно, наши споры и привели к полной перемене в моих взглядах... Я вам не говорил, но ведь прежние мои записки, оконченные года два назад, я сжег... Последний год я посвятил тому, чтобы их заново написать... Должно было пройти время, пока ваши слова отпечатались в моем мозгу, прожгли сердце... Я писал и слышал ваши слова, произносимые со страстью: "Нет в мире отцов религии, которые бы так систематически вели бы пропаганду против всего, что русское. Кто постоянно в Польше возбуждал против России? Все это - католицизм. Иезуитизм работает против всего честного, против самой религии, против семейной жизни, да и при случае, во имя бога и спасителя, стремится забрать все у умирающего, ограбить детей..." Эти ваши слова, Иван Константинович, не испросивши разрешения, я поставил эпиграфом к своим запискам. Простите!..

Айвазовский подошел к старику, молча обнял и поцеловал его.

- Мое последнее и единственное желание, Иван Константинович,- продолжал старик, с трудом справляясь с волнением,- после моей смерти отправить сундук, в котором хранятся тайные польские издания и мои записки, в Польшу моим внучатым племянникам... Я молю бога, чтобы они не повторили ошибок моего поколения, чтобы в борьбе за новую жизнь они шли не против русских, а вместе с русскими...

Было уже около полудня, когда Айвазовский расстался с Юзефом Красовским. Но он не отправился домой, а велел кучеру остановиться у небольшого нарядного домика в Генуэзской слободке. Здесь живет старуха Гарибальди. А было время, когда она с необыкновенной грацией участвовала в живых картинах в его доме... Далеко и то время, когда племянник Джузеппе Гарибальди с женой свалились прямо к нему на руки. Это произошло после падения Римской республики. Он запомнил тот день, когда молодой Гарибальди вошел и протянул ему письмо от Векки. Его итальянский друг про-сил приютить молодую пару. Племянник был очень похож на своего знаменитого дядю: такое же суровое и в то же время добродушное лицо, широкоплечий, с цветным шарфом на шее.

- Нас осталось немного,- говорил он,- мы пытались прорваться в осажденную Венецию, которая еще сопротивлялась австрийцам... В пути погибла отважная Анита, жена дяди Джузеппе. Погибли многие. И среди них Векки... Мы потерпели поражение. Дядя не смог взять нас с собой в эмиграцию, а оставаться в Италии опасно... Мы бежали в Россию. Векки часто вспоминал вас, говорил, что вы сочувствуете нашему делу... Это письмо он написал за день до смерти...

Иван Константинович оставил их у себя в Феодосии. Молодой Гарибальди стал служить капитаном на торговом судне, но однажды судно вернулось без своего капитана: он опять присоединился к Джузеппе Гарибальди, к легендарному походу тысячи итальянских патриотов 1860 года. Вскоре пришли вести о гибели мужа Терезы... А Тереза так и осталась в Феодосии.

Иван Константинович стучит в дверь. На пороге появляется старая женщина с совершенно белыми волосами и живыми молодыми глазами.

- О, синьор Айвазовский! Входите же, входите! Вы не были у меня целую вечность... Вы забыли меня! - Тереза делает вид, что затыкает уши, чтобы не слышать оправданий Айвазовского, но уже через мгновение добродушно смеется.- Зато сегодня вы у меня в плену и я вас так скоро не отпущу. Я приготовлю вам ваши любимые макароны по-итальянски.

Пока Гарибальди занята на кухне, Айвазовский перебирает книги на круглом столике. Все это итальянские издания, выходившие почти полвека назад. И вдруг под итальянскими журналами он обнаруживает книгу "Былое и думы". Айвазовский долго листает книгу, изданную за границей, и никак не может понять, каким образом она попала к Гарибальди. Его недоумение разрешает сама хозяйка, вернувшаяся с дымящимися тарелками:

- Ах, вы нашли книгу Искандера и, конечно, удивлены, откуда она у меня... Это Котя Богаевский привез ее мне из Петербурга. В ней есть о дяде Джузеппе и вообще об Италии тех лет...

Когда уже под вечер Айвазовский возвращается домой после необычной прогулки, он многое перебирает в своей памяти. Перед ним возникают города, события, люди, дарившие ему дружбу и внимание...

Никс и Котик, его младшие внуки, бегут навстречу и кричат звонко, радостно:

- Дедушка, отчего тебя так долго не было? Мы соскучились и давно тебя ждем...

Иван Константинович счастливо улыбается - большая семья теперь его окружает. И в эту семью его сердце включает не только детей, внуков, племянников, но всех тех, кто нуждается в нем, кому он может делать добро...